Вот, к примеру, Шехерезада начала бы сказку про Сезанна так: «Жил-был мальчик Поль. И был он великим чародеем. Но никто в его волшебство не верил. Даже он сам. Пока однажды...»

В жизни каждого настоящего волшебника должно быть такое «однажды».

Особенно если до этого ты сбежал из дома, поскольку отец хотел сделать из тебя банкира. Потом дважды с треском провалил экзамены в Парижскую академию. Был отчислен из школы изящных искусств за профнепригодность. А еще все девушки на Монмартре смеялись над твоим смешным провинциальным акцентом и отказывались идти на свидание.

Тут, знаете ли, любой чародей в своих силах и таланте разочаруется...

Но юный Поль был невероятно упрямым человеком. Его большой друг Эмиль Золя говорил в шумных компаниях: «Проще уговорить башни собора Парижской богоматери станцевать кадриль, чем заставить Сезанна отказаться от принятого решения».

А художник однозначно решил покорить Париж.

Он стал каждый день ходить в Лувр, как на работу. Копировал картины мастеров эпохи Возрождения. По сто раз рисовал одно и то же - набивал руку. Причем так точно копировал, что в 2009 году ему бы однозначно дали кличку Ксерокс. А в 2010-м посадили бы за подделку денежных знаков...

Но тогда, в 1866-м, денег, чтобы платить натурщицам, у Сезанна в то время не было. Хватало только на яблоки и груши. Вот их-то юный художник и рисовал. Сделает десяток этюдов до завтрака, а потом сразу съест. Не пропадать же добру...

Эти самые фрукты-персики Поль Сезанн принес на выставку импрессионистов. Поставил картину в уголке и стал ждать. Подходят критики. И клевещут: «Ну кто так пишет! Он что, краску на холст пальцем мажет? Это не картина, это какая-то штукатурка. Все пятнами, ужас!»

Слушал это Сезанн, слушал. И однажды - вот оно, то самое, сказочное однажды! - вспылил. Послал критиков на три метра. Говорит, вы отойдите от картины подальше, товарищи критики.

Отошли.

И увидели - все пятна сложились в шикарные фрукты. Выпуклые. Спелые и сочные. Таким позавидует любой парижский бакалейщик! Вот оно - настоящее волшебство.

Тут уж все начали поздравлять Сезанна с большим успехом. Называли человеком из породы гигантов. Видимо, в тот самый миг родились афоризмы «Большое видится на расстоянии» и «Терпение и труд все перетрут».

Сезанн покорил Париж.

Но, кстати, быстро разочаровался и в громкой славе, и в импрессионизме в целом. Уехал в родной городок Экс-ан-Прованс и больше в столицу не возвращался.

И хотя гонорары за картины были астрономическими - по 3000 экю за каждое яблочко! - натурщиц Сезанн по-прежнему не нанимал. Экономил. Писал пейзажи, натюрморты, портреты родственников. Серия картин с совсем уж посторонними девицами - «Большие купальщицы». Их он писал долгих семь лет. Из окон семейного особнячка хорошо просматривался дикий пляж. И говорят, страшно не хотел продавать, даже за очень большие деньги...

Стал ли волшебник счастлив после того самого «однажды»? Пожалуй, да. Не зря же он написал на старости лет своему другу Золя: «Знаешь, Эмиль, работа, благодаря которой делаешь успехи в своем ремесле, достаточное вознаграждение за то, что тебя не понимают глупцы».

Тут и сказочке конец!

Рубите Шехерезаде голову...